Александр Калмыков

Незнакомке в андеграунде
(кольцевая линия московского метро)

В тяжелом весеннем красном трамвае
По подземелью Вы проезжали.
Стояли печально в окно заглядевшись.
Думали мысль от мысли зардевшись.
Забудется скоро пирожных движенье
В сфере вокзалов. Цыганские тени
Для век неподьемных незрячего Вия.
Волосы Ваши взлетают златые.

Слова заплетая в девичьи косы
И заворачивая папиросы
Я жду Вас в метро в черно- синем камзоле
С птицей в петлице, книгой в кармане
У нас будет час порезвиться на воле
Если случиться найти мне названье
Имя придумать звезде подземелья.

В круге военном витязей снежных
Вы пролетали трамваем весенним.
Красным трамваем. Смотрели небрежно
На мраморный зал, где очерченный кругом
Стоял Ваш поклонник под черною вьюгой
Под ветром инферна, из крыл и когтей
Лысых хвостов и кувшинных детей.
Белых глазниц, и девиц без грудей.

Скоро рассвет призовет жениха
Но не услышать здесь крик петуха.

***

Посвящение Велимиру Хлебникову

Над травами уснувшего
стремительная лань балкона
воскреснет светом не Земным
и небо памятью Харона
наполнится…

И ливнями дырявя доски судьбы
над зеркалом замершего пруда
Оставят тень свою и отражение,
как птица оставляет крик –
Звезда и миг, и звезды и мгновения.
Им имя Легион.

Меж плоскостей кристалла и числа
Вселенная застынет.
Но Он придет иное даст ей имя.

Волшебным жезлом - веткой вербы
в брусок ореха Космос обратит.
И возвратит вращение прощению...

И огненные нервы – острие
Резцу глагола возвратит,

Покуда он пиит,
Ему подвластны злаки и каменья.

Директор Шара, президент Земли
над сумраком больной Невы
стоял облокотясь.

- Уже ли это Вы Творянский князь?

- Ужели это Вы творяне?
Скучающие на паперти шатра Свободы.
Вы - китежучане!?

- Увы, наш князь, увы.

За творожными пирожными и пудингом с творогом.
Стоим ширенгами у престола Ворога.
Словами нашими смеются смехачи.
Смехами нашими стреляют палачи.

Творяне – выселяне, Творетские –мертвецкие.
Творники – затворники, Творишки – воришки.
Капли клюквенного киселя на манишке

История творчества в четырех иероглифах,
В четырех выстрелах, четырех окриках,
Колоколенках на кости

Мы таскали кубы гранита пирамиде расти.

Наши перья чужими знаками чернили бумагу.
Наши губы у речного песка отбирали влагу,
обретая собачье прощение - лизать.

Мы обновленная знать

Вот эта башня! Вот эта сила, Вот эта слава - Вавилон
Вашу тать, как Вас там?
Потыкать пустите звездам.

***

Отвратителен звук говорящих
До мгновенья рождения смысла

***

Посвящение Иосифу Бродскому

В розарии плененных волн
Над слоем гибким созерцайя,
Рождается мгновением глагол,
Ни песни, ни огня еще не зная.

Безмолвно в прибранной груди
Во внешнем - мгла и пена.
Всплывают мутные нули
Нисходят серые пелена.

Зеленных трав измученный гротеск
Холодная струя спешит…
Век не осознанный оставит блеск
Недостижимых видимых вершин

В невидимом по прежнему темно
Под снежной нежностью падучих звезд.
Я говорю изысканно земно,
Не забывая приговор небес.

И лавра ветвь, доведшую до дрожи
И рукотворный памятник – и что же?

На каменный алтарь все перья не уложишь…
Для всесожженья. “Я “ не слишком прост.

Бытие раскрывается как цветок перед пламенем
Бытие разметается как огонь перед листьями
Кто-то прячется в истине.
Но с простреленным знанием
Поднимаясь с колен
Начинается пятница, а суббота кончается.
Только ветер и море дышат мыслью зари.
Нам же все не ко времени.
Рвутся с треском пергаменты
Пробиваясь в умы.

Сказка о золотой рыбке

Золото перьев да крик петушиный
Краски стекают со старой картины,
Бывшей святого искусства вершины.
Ведь в океане оставлены мины
Для кораблей заблудившихся в рифах.
Для звонарей, что забыли псалтирь
Для ямщиков на дорогах застывших
И для поэтов утративших стиль.
И для торговцев продавших рифмы

Слова оставлено, слова забыто.
Пред океяном разбито корыто
Скорбный старик в золотом пиджаке
Бабка его с лорнетов в руке.

Безмолвное море взывают о доле.
Порванный невод сушится на солнце.
Рыба приходит и рыба уходит.
Камни собравший их снова бросает.
Смотрит дурнушка в слепое оконце
И неприятное вспоминает.

Птица над морем свободно летает.
Свободно бредет стылым берегом странник.
Волк меж дерев вольно рыщет добычу.
Муха несвязанно в банке трепещет.

Висит на гвозде полотенце, а веник
В углу прислоненный, ждет времени действий.

Солнце восходит. Солнце заходит.
Корыто течет, белье усыхает.

***
Улыбка Джаконды

Мы варили варенье, и гипс мешали у синей лампы. Собирали в саду каменья и складывали у рампы. А потом выходили на сцену и, из ямы, слышали голос. И не знали, что на нам, на смену является глиняный Колос. Проходя по бульварным причалам, мы не знали, что рядом твориться. Раззевалось горло Тартара. Мы же думали где напиться. Как стреноженные буфаметы на скамейках грязных сидели. Поджигали свои сигареты. Пили пиво и рыбу ели.

Где же ты та прекрасная дама, что глядишь на меня не игриво? Заблудившись около Храма, обрываю гибкие ивы, чтобы сделать корзину для хлеба. Чтобы сделать корзину для рыбы. Чтобы вывести в звонкое небо шар воздушный на белых крыльях.

Что глядишь на меня как со сцены? Что стоишь предо мною как свеча? Взгляд твой нервный - истертое время, луч пронзающий чашу антенны мне внушает кушать улыбку, как вкушают утренний чай. Сладкий пудинг со сливочным маслом.

Где же ты та Прекрасная дама, что воскресших не ведаешь истин? Проступивших на листьях бумажных, слов измятых, измытой посуды. В свалке времени и пространства. В тени Веры, Любви и Надежды.

А над всем этим дымом и пеплом возвышается в гипсе и тлене та, единственная что ослепла, чтобы Мастеру сеть на колени.

МИМЕЗИС

Настигнет тя стрела
В размешенной глазури неба.
Как будто бы и не был,
И не лежал на наковальне не дыша.
Как истонченный пролетает снег,
Изнеженный, во фраке, со свечой.
Над призраком изменчивого «нет».
Того, что кажется душой.
Лишаясь лавров, труб и лент,
Проходим вдоль мостов.
На окончательный ответ
В уютный кров.

Во дни идем, вдоль вскользь и мимо
Не пилигримы мы- мы мимы.

Кое что есть еще на моем блоге: http://aakalmykov.blogspot.com/