|
Алла Цыганкова
ТАБЛИНИУМ ДИОНИСА
В Колонии событие. Сегодня Марк Энний,
патриций и богатый меценат, пригласил гостей к себе на виллу,
расположенную на невысоком холме у полноводной реки, показать нечто
особенное. Все знали, что в доме у Энния ведутся какие-то работы, но они
были покрыты тайной. И вот вскоре завеса над ней приоткроется. Что
придумал этот необычный римлянин, оставивший лучший город в мире и
выбравший для своего проживания окраину империи?
Марк Энний в задумчивости прогуливался по таблиниуму. Вот и осуществился
его давний замысел — сделать пиршественную залу в своем доме легкой и
светлой, где можно не только отдыхать, но и предаваться думам. В
последнее время бывший сенатор вдруг стал ощущать во всём окружающем
радость бытия: в серебристо-зелёной оливковой ветви, в бесхитростных
цветах, в бокале виноградного вина, в солнечном луче, пронизывающем
толщу стекла и вспыхивающем яркой искрой на тёмно-красном фоне. На
пороге пятидесятилетия душа патриция потянулась в мир Древней Эллады.
Так возник сюжет оформления пола. Греческий бог Дионис, покровитель
виноградной лозы, виноделия и вина, раскинулся в непринужденной позе на
полу в центре композиции. Его обрамляют другие сценки: буколические
группки, утка в пёстром оперенье, павлин, экзотический леопард. В
мозаичном полотне так много воздуха, движения, ненавязчивых красок, что
сердце радуется при взгляде на него. Нет, нет, не зря выписал меценат из
Афин самого лучшего мастера мозаики, носившего такое же имя, как и его
знаменитый предшественник Скопас. Только тот прославился своими
статуями, а этот, возможно, тоже останется на века в мозаичных полотнах.
Молодой греческий бог, так приятный глазу Марка Энния, чем-то напоминал
ему сына. Чисто внешне, не внутренне, ибо Гай Валерий был необыкновенно
скромным, даже застенчивым юношей, постоянно погруженным в себя и свои
мысли и более всего интересующимся старинными греческими манускриптами.
Вот и пришлось отцу, несмотря на нежную привязанность к сыну, позволить
тому уехать в Грецию, в Афины, где он мог предаваться своему любимому
занятию. Марк Энний был спокоен за сына. Ведь рядом с ним постоянно
находился верный воспитатель и наставник Эмпедокл. Конечно же, не без
его влияния молодой человек так страстно увлекся греческой литературой,
Гомером, Гесиодом, великими греческими трагиками. Да и хозяин дома не
случайно выбрал персонажей для мозаики из греческой мифологии. Мысли
Марка Энния потекли в сторону причудливых явлений в истории Рима,
которым он, как истинный патриот, гордился до бесконечности. Какой была
бы римская культура, если бы не впитала в себя самое лучшее из наследия
эллинов? Знать греческий язык, философию, мифологию и литературу стало
непреложным для образованного римлянина, это был показатель его высокого
статуса в обществе. Сам Марк Энний охотно при случае цитировал стихи из
«Илиады», а трагедии Еврипида не раз разыгрывались в его театре.
Несколько раз он тоже становился актером (с легкой руки Нерона это не
было зазорным для патриция) и даже играл Ясона в «Медее». Жизнь в Риме
давала много возможностей и для серьезного дела и для досуга.
Он вдруг ощутил, как заныло сердце. Это опять нахлынули воспоминания о
нежной, дорогой, бесконечно любимой Порции. Ее смерть настолько потрясла
Марка Энния, что он не смог дальше оставаться в Риме. Здесь все
напоминало о жене. Надеясь забыться, безутешный, он отправился в
провинцию, однако вскоре почувствовал, что весь груз страданий привез с
собой. И только забота о сыне, а потом и постройка виллы на новом месте,
покровительство одаренным людям и общение с ними помогли Марку Эннию
удержаться и не умереть от тоски и отчаяния. Прошли годы, он так и не
женился, хотя выглядел красивым и крепким и, несмотря на годы, был
стройным и подвижным. Это опять же влияние Порции, которая внесла в
семью представление о здоровой и нравственной жизни без излишеств и
ненужной помпезности. Сына они тоже воспитывали в таких же принципах, и,
хвала богам, их труды не пропали даром. А ведь Марк Энний знал много
римских семей, страдающих от беспутства взрослых детей.
Тут внимание хозяина дома переключилось на гостей, которые постепенно
заполняли таблиниум. Марк Энний следил за их реакцией на мозаику.
Некоторые замирали в восхищении, некоторые завистливо шептались,
некоторые придирчиво искали изъяны. Но равнодушных не было. Такова сила
настоящего искусства. И об этом меценат хорошо знал по собственному
опыту. В провинциальной Колонии удивить несложно, но трудно найти
истинных ценителей. Вот и сейчас лишь немногие, действительно, в
восторге. Но только не Клодия, местная красавица, уже сменившая, не
взирая на молодость, четырех мужей. Она направляется в сторону Марка
Энния, потряхивая золотисто-рыжими локонами (фальшивыми, как определил
его зоркий глаз), благоухая розовым маслом (этот запах вызывал у него,
как и у Понтия Пилата, мигрень), надменно взирая на окружающих. Походка
её не вязалась с внешностью, ибо была скованной и тяжёлой («Умбрская
баба», - вспомнил он «Науку любви» Овидия). Но дорогу ей внезапно
заступил Луций, неслыханно богатый вольноотпущенник, человек добрый, но
полностью лишенный вкуса и чувства меры. На нем было столько золотых
украшений и драгоценных каменьев, что глазам больно смотреть. А его
оранжевая туника вызвала у патриция улыбку. Откуда было знать простаку
Луцию, что согласно римскому этикету, оранжевый цвет — это цвет брачного
покрывала невесты? Конечно же, Марк Энний ничего не скажет нуворишу.
Ведь именно Луций по заказу мецената доставлял ему для мозаики самые
красивые цветные камни...
А был ли Марк Энний? И Луций? И ветреная Клодия? И Скопас со своим уже
прославленным в тысячелетиях именем? Как знать… Но вот мозаика с
изображением греческого бога Диониса была и есть. Здесь. В Кёльне.
|
